К первой олимпийской вершине

Особенно опасно бросаться сломя голову со старта в горных условиях, в которых проходили тогда соревнования. Сообразив все это, я и попридержал себя. Иду спокойно так, размеренно. Легкие движения, скольжение, ритм выдерживаю. Конечно, и темп поддерживаю, чтобы скорость была. Думаю, надо посмотреть, как там соперники. Дожидаюсь поворота, чтобы оглянуться удобнее было. Вот и поворот. Быстро оглядываюсь: никого не видать. Иду дальше, смотрю, кто-то из наших стоит. «Как там сзади?» — спрашиваю. «Не видно»,— говорит.

Так и прошел половину дистанции. Начал вторую и чувствую, что эту половину я уже могу «захлестнуть»; пять километров осталось, самочувствие отличное, надо прибавлять. Вот тут-то я и прибавил.

Знаете, не часто бывает, что после соревнований, даже если ты их и выиграл, ставишь сам себе «отлично» (именно за то, как ты шел, а не за формальную победу), тем более публично — в интервью или, как здесь, на бумаге. Но тот отрезок моей долгой лыжни, скажу прямо, мне самому понравился. Может, даже он был лучшим в моей спортивной жизни. Рельеф трассы был очень сложный, тяжелый. В некоторых местах надо было «елочкой» подниматься. Особенно крутой подъем был возле трамплина. Он шел почти параллельно «горе приземления» и «горе разгона», представляете? Так вот, у меня осталось впечатление, что я буквально взлетел на эту кручу. Здорово отработал. На вершине как раз мой тренер В. С. Оботнин стоял. Кричит мне: «Ты не представляешь, какой ты разрыв еще сделал!» Я в пылу борьбы не сразу воспринял значение этих слов и на ходу спрашиваю, не достает ли меня кто. А он уже вдогонку мне: «Да ты что, там его и не видно! Молодец! Если можешь, еще запас делай!» Финишировал я одновременными ходами — ни секунды не хотелось потерять из того, что я мог принести команде. Осталась у меня на память фотография: в красном свитерке я на финише своего этапа в олимпийской эстафете.

Передал я эстафету Аникину. И отправился он в свой десятикилометровый путь. Как оказалось, я показал результат на 25 секунд лучше, чем у Терентьева. От финна я ушел на 1 минуту 15 секунд, это не считая полу-тораминутного разрыва, который был между нашими командами после первого этапа. Солидное преимущество. Поэтому перед Аникиным тренеры поставили задачу: идти свободно, сильно не начинать и, самое главное, на сложных участках следить за лыжами, только не сломать лыжи! И палки, конечно, тоже. Это не было обычной перестраховкой. Роковые случайности в нашем спорте — дело нередкое. Попадешь лыжей в палку и все — что-то из них ломается. Я однажды сломал так палку на ровном месте. А тут такая трудная трасса. Во многих местах незасыпанные канавы приходилось преодолевать. В таких сложных условиях сломать лыжу пара пустяков. А если поблизости никого не окажется... Тогда и две с половиной минуты не спасут. Вот почему получил такое задание Аникин. И он выполнял его: шел предельно осторожно, спокойно, хотя, я в этом нисколько не сомневаюсь, он мог бы пройти гораздо быстрее, если бы понадобилось. В итоге Аникин несколько уменьшил разрыв, на 55 секунд, если не ошибаюсь. Борьбу в эстафете продолжил Владимир Кузин с той же задачей — аккуратно пройти свой этап, сохранив практически уже добытую победу. С этой задачей он тоже великолепно справился, пожертвовав ради нее еще 50 секунд. Но это уже было не столь важно, даже с точки зрения убедительности, что ли, нашей победы, ибо минута, которую мы выиграли у финской команды, позволяет говорить о нашем явном преимуществе.

Первая олимпийская победа в лыжах! Можно ли ее переоценить?! Конечно, мы тогда сразу оказались в центре внимания, председатель Спорткомитета Николай Николаевич Романов вручил нам удостоверения заслуженного мастера спорта (и откуда только фотографии для них нашлись, я так до сих пор и не знаю). Но, откровенно говоря, мы тогда не осознавали глубоко всей важности этой победы. Лишь спустя время я, например, понял, как она была нужна. И нашему лыжному спорту, и нашей стране. Никто, разумеется, не считал, сколько новых болельщиков появилось у лыж, сколько ребят начали серьезно заниматься лыжным спортом после этих Олимпийских игр. Но уверен, их было много. Как и много, думаю, появилось у нас болельщиков за рубежом. Ну пусть не болельщиков, но людей, симпатизирующих нам. Даже просто воспринимающих нас, советских людей (в данном случае спортсменов), такими, какие мы есть на самом деле, а не такими, какими нас изображали в газетных карикатурах — этакими «снежными человеками», с дремучими бородами, в непременных папахах и необъятных мохнатых шубах. Даже снимали нас иной раз таким хитрым образом, что мы выглядели на снимках скорее похожими на карикатуры, а не на реальных людей. А тут все, конечно, увидели собственными глазами (если не наяву, то по телевизору) вполне цивилизованных улыбчивых парней, к тому же талантливых, сильных, выносливых, способных занимать самые высокие места на самом высоком спортивном пьедестале. Это было очень важной миссией — достойно показать миру, тогда еще почти незнакомому со спортом нашей страны, что представляет собой советский человек.