К первой олимпийской вершине

По сути же все мы, представляющие свою страну, — одна команда. Это главное, это отправная точка любых тактических соображений и планов спортсмена и, естественно, тех, кто его секундирует. Это, если так можно сказать, основа неписанного морального кодекса спортсменов. И тем, кто его не принимает, мне кажется, не следует «идти» в олимпийцы. Иное дело, внутрисоюзные соревнования. Здесь вроде бы есть смысл сообщать информацию о ходе гонки только «своим» и тем самым давать им некоторое преимущество перед соперниками. И так некогда было, я эти времена помню. Но сейчас такого почти нет. Почему? Может, потому, что болельщики пошли «подготовленные».

Смотришь: чуть ли не у каждого в руках секундомер, стоят, рассчитывают секунды и все как есть говорят проходящим мимо лыжникам. Сам я, во всяком случае, всегда говорю время соперникам своих учеников, своей команды. Бывают иногда ошибки из-за того, что вот так многим приходится рассчитывать время. Запутаешься иной раз в расчетах — лыжники ведь друг от друга с разными интервалами стартуют,— крикнешь кому-то, что он, допустим, идет «минус тридцать» (то есть тридцать секунд проигрывает лидеру). Потом посмотришь как следует — батюшки! — да ведь он «ровно» идет (то есть не проигрывает), а теперь может вдогонку броситься! Переживаешь в таких случаях страшно. Сразу-то ошибку не исправишь: лыжника и след уж простыл. Бросаешь тогда все и бежишь со всех ног куда-нибудь наперерез ему, чтобы сообщить правильное время, чтобы, не дай бог, не подвести его. Обычно такие случаи обходятся без обид, лыжники понимают, что иногда человек может ошибиться. Бывает и так: приходит твой ученик и говорит, что все тренеры ему на дистанции подсказывали, а какой-то не подсказывал. Говоришь ему тогда, что, может, он постеснялся тебе сказать или побоялся, что неточно скажет, или увидел, что тебя и без него информируют.

Но вернемся снова в Кортина д'Ампеццо. Чем еще мы там занимались, кроме своих выступлений? Спускались вниз (мы ведь наверху жили), гуляли с Алей по городу. Ходили вместе смотреть соревнования по хоккею, фигурному катанию — в этом, прямо скажем, нам повезло больше, чем олимпийцам последующих лет. Сейчас, например, на олимпийских играх спортсмену очень трудно попасть на соревнования, к которым он как спортсмен или тренер не имеет отношения. Да это и понятно: очень много туристов стало ездить на олимпийские игры, им заранее бронируются места; да и местные жители проявляют все больший интерес к играм, так что билеты на многие соревнования олимпиады раскупаются за несколько месяцев до их начала. Поэтому в распоряжении нынешних участников игр буквально считанные места на зрительских трибунах. Нам же в 1956 году и билеты давали, и пропуска у нас были, по которым можно было пройти на специально отведенную для спортсменов трибуну. Ну мы, конечно, не проходили мимо такой возможности и с удовольствием «болели», особенно за хоккеистов, среди которых были наши ребята — динамовцы Ю. Крылов, А. Уваров, В. Кузин. Прежде мне не доводилось видеть хоккей на высшем уровне. Может быть, поэтому тот первый наш олимпийский турнир, как и все, увиденное впервые, произвел на меня самое большое впечатление. Возможно, специалисты со мной не согласятся, но, как мне кажется, лучшие хоккеисты того турнира просто виртуозно владели клюшкой, даже если их сравнивать с нынешними мастерами хоккея. Но, конечно, больше всего запомнился Всеволод Бобров. До сих пор с закрытыми глазами вижу его знаменитый прием (названный впоследствии, хоть и неофициально, его именем), когда он стремительно идет к углу ворот, показывая вратарю, что сейчас будет бросать, и заставляя его сместиться к этому углу, а сам мгновенно проходит за ворота и ювелирным, доведенным до автоматизма движением клюшки заводит шайбу в другой угол, который растерявшийся вратарь не успевает прикрыть. Это было высочайшее хоккейное искусство!