На V Олимпиаду в Швецию
Все же в какой-то момент в кубрике воцарилась тишина, нарушаемая лишь похрапыванием спящих. Вдруг мы проснулись от тревожных голосов, лязга стравливаемой якорь-цепи и всплеска отдаваемого якоря. Оказалось, что дрейфовало соседнюю яхту. Видимо, с отдачей второго якоря запоздали. Яхта, продрейфовав, уперлась пяткой киля в грунт и, чуть отвернув от линии ветра, остановилась. Носовая часть ее осталась на плаву, утром экипажу удалось сняться с мели и стать на свое место. Так беспокойно прошла ночь.
После полудня в низких тучах, казалось задевающих верхушки высоких сосен на горе, быстро несущихся на запад, появились просветы. В них нет-нет да и проглядывало солнце. По правому борту нашего «Руслана» стоял большой иол, и я познакомился с вышедшими на палубу детьми — мальчиком и девочкой моих лет.
— Мы вчера видели, как вас заливало волной в море. Мама удивлялась: наверное, страшно на такой маленькой яхте... У вас сколько кают, одна? А у нас три,— сказала девочка.
— Чем меньше яхта, тем интересней,— нашелся я.
Ребята сказали, что отправляются знакомиться с Гогландом. Их отец — капитан яхты — пригласил меня присоединиться. Спросив разрешение у отца, я сел во вместительный туз соседей. На нем подошли к ветхой рыбачьей пристани у каменного мола (сейчас здесь большой деревянный пирс). Приятно было ступить ногой на твердую землю, надоела беспрерывная качка! Хоть я и привык к ней, но удовольствия от болтанки не испытывал. Вдобавок сегодня, после завтрака, мыл посуду и упустил миску в набежавшую волну, за что дядюшка прочитал мне нотацию:
— Никогда не мой посуду с борта яхты, юнга, мыть надо в ведре или тазике на палубе. Иначе все будет на дне...
От пристани в гору тянулась тропинка. По ней мы и поднялись на лесистую вершину. Открывшийся оттуда вид был впечатляющ: грозно бушевало море, покрытое, насколько видели глаза, белыми пенными валами. Какими маленькими казались наши яхты! Мы немного спустились вниз и пошли заросшей травой дорогой. Вскоре нас догнала телега. Возница, белобрысый паренек лет шестнадцати, ехал к южному маяку и подвез нашу спутницу. По дороге он рассказал, что на острове много красивых мест — например пять озер, и красивейшее из них находится совсем рядом, у подножия самой южной горы Гогланда. Конечно, чтобы осмотреть все это, нужен не один день. Отец моих новых друзей, переводивший с финского рассказ возницы, поблагодарил его, и мы спустились к озеру. Оно и в самом деле было прекрасно: вокруг высокие, покрытые лесом скалы, с которых шумными водопадами низвергаются в озеро ручьи...
Когда мы вернулись в бухту, ветер уже стихал и волны, ослабев, не перехлестывали через мол. Да и небо очистилось, засинело, и лишь отдельные облачка догоняли улетевшие на запад тучи.
Прошла ночь, и на рассвете яхты стали покидать бухту. Кто пошел прямо к Стокгольму, кто к Гангэ и Гельсингфорсу. В столицу Финляндии — тогда Великого княжества Финляндского, части Российской империи— держал курс и «Руслан». Путь занял целый день — ветер переменился, дул с запада, и пришлось лавировать.
К вечеру, опять насквозь промокшие — волны изрядно заливали яхту, мы ошвартовались у причала Нюландского яхт-клуба, расположенного на красивом островке недалеко от города. Это был старейший яхт-клуб Финляндии, основанный еще в 1881 году. Поднялись к зданию клуба, расположенному на самой высокой точке острова. С его застекленной веранды открылся изумительный вид на рейд Гельсингфорса со стоящими на нем боевыми кораблями флота Балтийского моря, на многочисленные островки, образующие шхеры. По фарватеру, ведущему в порт, один за другим шли пароходы. Бросалось в глаза большое число яхт, стоящих на бочках и плывущих под парусом. Все это оживляло панораму суровых шхер.
К моему большому сожалению, в Гельсингфорс никто из нашего экипажа не пошел — все, кроме меня, разумеется, уже тут бывали, и не один раз, а перед выходом требовался отдых. Поэтому обедали и ужинали в гостеприимной кают-компании местного яхт-клуба.