Юрий Власов
Знакомство с Андерсоном
Сейчас, когда на моем письменном столе лежит золотая олимпийская медаль, мысли невольно обращаются к тому недалекому прошлому, когда я впервые прикоснулся к холодному, с. шершавой насечкой грифу.
Это случилось в декабре 1953 года. Трудно сейчас понять, какая же сила вела меня через годы напряженной учебы, житейских забот, через разочарования, неудачи, на которые так щедр спорт, к желанной цели.
Вспоминается мать. Она жалела меня, боялась: «Что это за спорт! Штанга! Она же изуродует тебя!» И мама подолгу почти каждый день уговаривала, увещевала, просила...
И все-таки я всегда упрямо возвращался к мужественному грохоту гиревого зала. Дышал одним воздухом с этими здоровыми ребятами в пропотевших майках, с намозоленными руками и часами упражнялся с тяжестями...
Я любил читать с самого детства. И, когда в руки ко мне попали книги Джека Лондона, в мое сердце навсегда вошли герои его повестей. Я почти зримо представлял себе Пата Глендона... Вот он осторожно Скользит по рингу.. Мягкие, почти неслышные движения, скупые мгновенные удары. Его тело словно вылеплено. Настороженные глаза. Сейчас они поглощены боем, но бой — это всего-навсего увлекательная игра, взятая из жизни, где столько прекрасного и интересного. И Пат Глендон понимает: работа мысли, полет фантазии—главное...
Рос я в Суворовском училище, среди крепких и здоровых мальчишек. Сила и удаль особенно ценились и уважались у нас. Мы понемногу занимались борьбой, боксом, легкой атлетикой. Все вместе: и книжные герои, желание двигаться, бороться, побеждать — зародило в нас любовь к спорту. Поэтому, когда я окончил училище и поступил на первый курс Военно-воздушной инженерной академии им. Жуковского, я уже не мыслил себя вне спорта. И если слепой случай привел меня в гиревой зал, то уже не случай заставил полюбить этот с виду малоинтересный и по-настоящему тяжелый спорт. :
Первые робкие попытки встретили горячую поддержку Евгения Николаевича Шаповалова, первого моего тренера. Я всегда буду с благодарностью вспоминать этого человека, его почти фантастическую приверженность к любимому делу. Вспоминать же весь долгий и извилистый путь к золотой олимпийской медали нет смысла. Хочу лишь рассказать о трех эпизодах из моей спортивной жизни.
Лето 1955 года. Несмотря на мелкий дождик, Зеленый театр Московского парка им. Горького переполнен. Идет матч штангистов СССР и США. Я сижу в центре зрительного зала и жадно ловлю каждое движение, каждый вздох Пауля Андерсона. А он, приветствуемый тысячами людей, переваливаясь, медленно двигается по сцене, замирает над новенькой блестящей штангой, и вместе с ним, затаив дыхание, замираем все мы.
Огромные тяжести в его руках становились невесомыми, и зал буквально ревел от восторга... Потрясенный виденным, я долго блуждал по засыпающим московским улицам.
Я не слышал и не видел ничего, кроме грохота опускаемой штанги, неистового шума зала, и в глазах, то исчезая, то отчетливо всплывая, вставало его лицо и руки, поднятые в радостном приветствии. И долго после этого вечера по всей стране гуляли передаваемые из уст в уста рассказы о необыкновенной силе американского атлета тяжелого веса Пауля Андерсона. Но этот вечер показал и подлинную любовь нашего народа к человеческой силе. Именно поэтому он и оценил богатырскую силу Андерсона.
Почему, отчего, как — все спрашивал я себя, пытаясь выяснить, в чем же таится успех американца. Что это — прирожденная феноменальная мощь или искусство? Собственно, с этого дня я впервые и стал относиться серьезно и сознательно к тренировкам.
Так началась большая и упорная работа. Нет, тогда я еще не верил в то, что Андерсона можно победить,— слишком фантастическими и недосягаемыми казались его результаты. Ведь тогда я еще не понимал одной очень сложной и, вместе с тем, предельно простой истины, гласящей, что возможности человека беспредельны, что любой высокий результат является лишь вехой по пути вперед. Просто в любой области человеческой деятельности большое, выдающееся опережает свое время и поражает современников, а потом, глядишь, феноменальное уже воспринимается, как обыденное, привычное.
Весна 1957 года. Как-то совсем неожиданно, но мне удается улучшить рекорд чемпиона страны Алексея Медведева в толчке. В газетах появляются мои фотографии, обо мне пишут, ко мне обращаются фотокорреспонденты, журналисты... Это приятно кружит голову, льстит самолюбию. Полученную золотую медаль тут же прикалываю к отвороту пиджака. Ношу ее важно, с достоинством, а сам незаметно кошу глазом: видят ли ее? Теперь от меня уже ждут рекордов, как же я могу не оправдать этих ожиданий,— и я, потеряв чувство меры, забираюсь все выше, выше. Очень быстро миную в толчке такие большие веса, как 183 килограмма, 185 килограммов. Затем устанавливаю в рывке рекорд — 144,5 килограмма. Отчаянно пробую поднять в толчке 187,5 килограмма... 190...
...Развязка наступила скоро. Одна за другой обрушились на меня тяжелые травмы, и только после убедился: техническое совершенство в спорте не может заменить силы...
Весна 1959 года. Ленинград. Первенство Вооруженных Сил СССР. После последнего удачного подхода в рывке вес на штанге — 151,5 килограмма. Это выше мирового рекорда. Замираю над штангой, стараясь позабыть обо всем на свете, и сразу же плавным движением отрываю снаряд от помоста. Он почти наверху, остается еще совсем немного, а сил уже больше нет. Тогда ухожу совсем под штангу, ноги разбросаны почти в «шпагат». От большого напряжения все тело дрожит, а вес по-прежнему тянет меня вперед. И в этот момент зал грохнул аплодисментами...
Может быть, я и не удержал бы снаряд, уронил его, но аплодисменты подбадривают меня, заставляют собраться. И откуда только взялись силы! Подаю весь корпус вперед на переднюю ногу, напрягаюсь в последнем усилии и медленно выпрямляюсь...
Есть! Этого я еще не осознаю, не слышу и команды судьи-фиксатора: «Опустить, опустить!» Крепко держу гриф руками, и к действительности меня возвращают лишь яркие вспышки фоторепортерских блицев.
Выполняя толчок, окрыленный успехом, подбадриваемый залом, я не чувствовал тяжести большого веса. Есть рекорд Союза — 192,5 килограмма. Но и этого мне кажется мало. На штангу одевают еще четыре килограмма. Это больше абсолютного мирового рекорда Пауля Андерсона! Я — на помосте. Отрываю снаряд... Он почти на моей груди... Но страх и неуверенность, рожденные всем, что связано с именем прославленного американского атлета, оказываются сильнее. С грохотом валится штанга на помост. «Что это?—спрашиваю я себя.—Ведь вес мне не показался таким уж страшным. Он мне по силам!» И я снова, на этот раз уже спокойно, выхожу на помост. Последняя попытка... Смело под вес! Вот он над моей головой... Сбылось несбыточное! И все так просто. Так неожиданно просто...