Бег по переписке и на всю жизнь

«Главное в нашем деле — закусить удила, впрячься и пахать», — говорит Седой. Ему верить можно. Витька — знаменитость на всю округу. Будущий чемпион мира и его окрестностей, как определил физрук Романыч.

Романыч ехидничает. Но чего у Витьки при любых раскладах не отнять — область он выигрывает спокойно и на России за призовое место цепляется. А для нашего захолустья — это ого-го! У нас никто из великих и не ночевал.

Как Седой молотит сетку, это нужно видеть! По-над трибунами только и разносится: дых! дых! дых! Будто ударник в джаз-банде разминается... Да и терпежка у него будь здоров. Если Седой выходит на финишную вровень с кем или даже в шаге сзади, можно не переживать: победу он выцарапает. На зубах добежит и порвет ленточку. Своего Седой не упускал никогда.

Меня он терпел, скорее всего потому, что кроссы одному бегать тоска брала. Вдвоем все не так. Да и от собак проще отбиваться. Вон их у нас сколько поразвелось!..

На соревнованиях мы с Седым схлестывались редко. Он на год постарше, у него своя капелла. И потом он не любил круги мотать. У него коронка — четыреста, восемьсот. Хотя мог и на полторашке засадить прилично, если кто «подвезет».

А для меня чем больше, тем лучше. Бегать я мог, пока тапочки не развалятся. Вот скоростишки у меня не хватает — тут куда ж прыгнешь? Седой мне так и говорит: «Ты как ни корячься, а на финише тебя все равно обдерут». Все верно. Разве это дело: на стометровке еле из тринадцати секунд вылезаю. И хоть лбом об стену бейся...

Витька и в школе умудрялся успевать, проныра. Все время на сборах, в разъездах, а «гусей» в дневнике не пасет, как я. Лабораторки всегда в срок сдавал. А перед тем как в очередной раз умотать куда-нибудь, к педагогам-учителям подкатывал. Темы для сочинений выпрашивал заранее, контрольные по математике. Седой предпочитал учебу по переписке. Не всем учителям это нравилось. Но с выбором у них туговато было.

Активнее других Витьке досаждал Романыч. По переписке за честь школы не очень-то побегаешь. А Романычу команду на районные соревнования надо выставлять. И Витька по физре больше четверки не имел. Но ему плевать на это было.
: А на районках отдувались мы, темные лошадки. И однажды я чуть не выиграл осенний кросс, да пролетел с шиповками. Развезло из-за дождей, слякоть несусветная, у меня все «гвозди» сточены — с гулькин нос.

Седой как раз стоял с сумкой, набитой всяким шмотьем и шиповками, понятно. Чего он здесь ошивался, не знаю. Приехал откуда-то до срока. Простудился, что ли... А шипы у него, конечно, класс — «адидасовские», с набором «гвоздей»: какие хочешь, такие и привинчивай. Но поди попроси у Седого — обожжешься. Стоит, раскачивается с пятки на носок. Горло бинтом завязано. То ли просто пижонит, то ли впрямь болен.

Ну вот, проелозил я ногами по склонам да подъемам, два гаврика от меня и удрали. На финише доставал я их, доставал, но было уже поздно: ушел поезд.

Разозлился я тогда на весь белый свет. А больше всего — на жлоба этого адидасного. И чо он сюда — специально воображать приплелся?!. Потом вижу: к Машке Чудаковой подкатывает, пальто ей подает, улыбается. И она ему.

И без того муторно было, а тут... Схватил я свою сумчонку — и ходу. Домой. Прихожу — колотит всего. И чего, думаю, она в нем нашла? Хотя в общем-то понятно: портретики в газетах, в «фирме» опять же ходит. Чего им еще-то, подругам верным, надо? Потом поставил себя рядом, и вообще все ясно стало: я из другого сервиза.

Не знаю от чего, от злости или тоски, но припахал я той зимою по-черному. Хотя никто вроде и не погонял.

С утра бывало и под тридцать с минусом, а я напялю на себя все что есть — и на улицу.

Темнотища, ветер слезу вышибает. Но ничего: перетерпишь немного — теплеет от бега. Хуже, когда снегу подбрасывало сверх нормы. Выпадали денечки — так наметет, что ноги по колено в сугробы ухают. Тогда нигде не побегаешь, кроме как по обочине дороги — ее грейдером чистили.

Удовольствие, конечно, то еще. Скользко, все обледенело. Только и смотри, чтоб под машину не загудеть. Мало их было, пока сумерки, ну да мне хватало. Как обдаст выхлопными газами — хоть не дыши. Я так и делал. Но совсем без кислорода долго не протянешь.

Это у меня утренняя разминка выходила. Минут на сорок-пятьдесят. Потом школа. А потом уже тренировка. От души, до дрожи в коленках. Прыгуны, метатели — все в залы попрятались. А нам, средневикам, что там делать? Мечтать о несостоявшихся победах? Это Седому хорошо. Он уже где-то в Эшере или Пицунде дорожки топчет. У него и сауна после, и другие восстановительные процедуры.