На пороге

Ниже порога Большой Енисей круто поворачивает направо. Поворот этот называется «Интегралом». Почему здесь, в глуши, появилось такое название? То ли из-за формы порога, близкой к этому математическому знаку, окрестили его так впервые исследователи Енисея, а может быть, это выдумка одного из лоцманов, для которого интеграл был символом чего-то непонятного, сложного.

Возле Интеграла и был устроен лагерь.

Вернулись к палатке, развели костер, чтобы побыстрее сварить ведро манной каши.

Лежа пристраивался у костра и с улыбкой глядел на Круглова.
—       Отсюда поплывем? — спросил он, доставая из рюкзака миску.— А то давай заодно и через Утинский...

Круглов быстро, словно думал о том же самом, ответил:
—       Слаб в коленках.
—       Кто — ты?
—       Нет, ты.
—       Проверить бы...
—       Что же, давай. Поедим и поплывем.

Леха заметил, как Валя Шилова наклонила голову и прикусила губу. Смеется... Ну хорошо... Только интересно, над кем она смеется? Леха внимательно посмотрел на Валю. Может быть, просто так. Эту птичку сразу не поймешь.
—       А как же наши дамы — Валя и Марина?..— спросил Леха, нарушая ритмичный стук ложек по зубам, доносившийся даже сквозь гул порога.— На плот посадим? И тоже через порог?
Круглов посмотрел на Леху.
—       Придется. Что же ты, бросишь их на берегу и они будут карабкаться по скалам до того места, где сумеешь пристать?
— Это было бы свинством с вашей стороны, джентльмены,— сказала Валя.

«Так... так...— подумал Леха.— Ты, конечно, уже поняла, что у меня с Кругловым в некотором роде хоккей без шайбы. Но интересно, на чьей стороне играешь ты сама? И как все-таки выкрутится наш командор?»

Отваливаясь от ведра, Леха сказал:
—       Ну, начнем переносить лагерь? Плот-то дня два строить — время дорого.

Круглов ответил:
—       Конечно, собирай вещички.

Это уже было похоже на таран, Леха подошел к палатке, выволок из нее одеяло и на нем все рюкзаки. Затем стал собирать свой. Василий делал то же самое. «Сближение продолжается,— думал Леха,— кто же нырнет в кусты первым?» Он обернулся, чтобы взглянуть на Круглова, и увидел спокойное лицо Вали. Рядом с ней стояла Марина и, часто моргая, смотрела то на собиравших рюкзаки, то на Валю. Рыжий, курносый Дорошевский лениво доскребывал из ведра кашу. «Живописный пейзаж»,— подумал Леха и выдернул высокий передний кол палатки. Она, шурша, осела.
—       Да ты что — серьезно? — нагнувшись над рюкзаком, спросил Круглов.

«Ага, не выдержал». Момент наступил переломный. Сейчас самое время поступить так: шлепнуть Васю звонко по заду и начать вместе с ним ставить палатку. Можно просто поднять его на смех, посмеяться заодно над собой и над сонным Дорошевским. Можно и... В общем, имелось сто путей, которые представляли его в выгодном свете и вели мимо порога.
—       Ну да. Чего зря болтать...— сказал Леха. Это был путь сто первый — Плавают же здесь, а мы что — хуже?
Круглов молчал.
—       Нет, ты представь: первые из туриков через Утинский. А узнают, что струсили,— сраму не оберешься. Тот же Ленька Штейнгауз проходу не даст.
—       А как же быть с маршрутной книжкой? — спросил Дорошевский.— Там же написано, что запрещается...

Леха сдул комара с кончика носа:
—       Дитя. Члены маршрутной комиссии сидят вон на той горе и смотрят, откуда мы поплывем? Да?.. Проскочим, а там разбирайся. Победителей, как известно...
—       И утопленников тоже,— нерешительно вставила Марина.

Дорошевский отодвинул в сторону вылизанное ведро,
—       Ну что, начальник, голосовать будем? — спросил Леха.

Ничего не ответив, Круглов шагнул к реке. Вылез на камень под порогом и замер, как памятник неизвестному матросу,— широко расставленные ноги, руки в карманы.

Затем резко повернулся и широко зашагал по гранитной плите к лагерю. — Поперли барахло.