Вячеслав Старшинов: Мое открытие хоккейной Японии

Наши тренеры, к счастью, отказались от монотонного и нудного накачивания нам мускулов по методу культуристов. Сами в недалеком прошлом классные хоккеисты, они исходили из особенностей нашей игры, в которой после трехминутного отдыха-расслабления звено только на одну минуту, а то и вовсе на 30—40 секунд бросается в напряженнейший бой, выплескивая при этом немало энергии. Они понимали, что тренировка в зале должна максимально напоминать игру на льду, хотя бы по своему скоростному, взрывчатому ритму. И предложили нам так называемую карусель — тяжелоатлетический цикл, состоящий из особых упражнений. Ведь сила хоккеистов далеко не та, что сила штангистов.

Это были упражнения, даже скорее игры, с «железными пилюлями» — гирями, гантелями, штангами и блинами от них. Мы стремительно переходили от одного снаряда к другому, изменяли темп и направление движений. Эти упражнения давали огромные нагрузки и перегрузки. Примерно так же тренировался наш знаменитый бегун Владимир Куц: он бегал во флотских сапогах, приучая мышцы ног к отягощению. Во время официальных стартов это давало ему дополнительный запас прочности. Так и у нас. Сбросив железные «вериги», мы будто обретали второе дыхание, избыточную силу и выносливость, которые нам помогали побороть и превзойти противника.

«Пожалуй, попробую начать с «карусели»,— решил я.

На следующий день старший тренер Масукава устроил мне смотр команды. В зале спортивного комплекса компании «Одзи Сейси» игроки уже ждали нас. Это были довольно молодые ребята и, что больше всего меня поразило, весьма высокого роста и крепкого телосложения. Некоторых из них даже по нашим меркам смело можно было назвать верзилами — без малого два метра и косая сажень в плечах. А я ожидал увидеть низкорослых и щуплых парней...

Тренер, представив мне игроков, рассказал кое-что о них.
— Почти все они вышли с побережья, из приморских деревень, а теперь работают на заводе, в разных цехах и конторах — вы еще увидите их на рабочих местах. Есть среди них операторы, клерки, кое-кто из технического персонала, но большинство — рабочие. Когда начинается период тренировок, их освобождают от работы на два часа: на большее администрация не соглашается, Да и сами игроки не очень стремятся к этому, потому что боятся потерять квалификацию, а то и рабочее место. В августе, когда команда возобновляет занятия на льду, мы тренируемся два раза в день: утром с 9 до 11 и после работы с 6 до 7 вечера. Этого хватает. Ведь наши игроки, как, впрочем, и во всех остальных японских командах, очень дисциплинированны, для них слово тренера — закон, и на тренировках они работают с полной отдачей сил. Так что с этим у вас проблем не будет.

Масукава дал игрокам задание, и, когда мы остались втроем (с нами был, разумеется, переводчик Дои), я попросил его рассказать о проблемах команды.
—       В начале сезона мы играли вроде бы неплохо. Команда была единым коллективом. Но потом каждый стал играть в одиночку. Никто друг другу не помогал, играл только за себя. Никаких связок. «Ага,— как бы думал каждый.— Макаматцу овладел шайбой, и пусть он распоряжается ею, как ему заблагорассудится». Все произошло в одночасье. Я не могу даже объяснить как. Это настроение овладело каждым в команде. Играть стали совсем плохо. И теперь я не знаю, что делать. Но главная причина неудач, видимо, в том, что игроки потеряли веру в успех.
—       Как вы строите свой тренировочный процесс? — спросил я его, одновременно следя за игроками, в поте лица работавшими со штангами. Никто из них не отлынивал от дела, не разговаривал. Все сосредоточенно трудились, именно трудились, а не просто старались произвести впечатление. Не все у них получалось, но видно было, что каждый стремится выполнить задание как можно лучше.